Зайцы, тяжело дыша, лениво прядут ушами, – жарко. Скоро появившиеся облако тут же сдуло, но ветра нет и не будет, – простором его унесло, не иначе...
С десяток милиционеров пропылили не дружным строем – уходят? Возвращаются? Чуть качнулась земля – и нет их...
Ищу колодец. По запаху. Запах есть. Воды нет. На остатках строения надписи. За одной из заваленных стенок кучи кала и обрывки страниц из учебников.
Вокруг памятника, по сгнившим цепям ограды, ползают муравьи. Над постаментом укрепилось символом вечно-вечного фигура чего-то странного, не существующего нигде, кроме как в воображении впечатлительного прохожего. Надписи всяких разных времен сбиты, деревья вокруг срублены, пеньки распустили молодые побеги, но вырости в дерево, им моей жизни не хватит.
Отставший милиционер щурится, облизывает капельки пота с безусой верхней губы, следит за направлением моего взгляда в сторону его исчезнувших товарищей и продолжает движение вслед им...
Крепкая в теле возвращается из крымско-турецкого плена. Любить, рожать, работать? Навсегда теперь тихая, с тайной в глазах, неустрашимая...
Сели обедать, но скоро задремали, устав отгонять мух и двигать челюстями. Небольшой табун, оставленный на съедение слепней, утонул от взгляда в балке, скрытой и обнаруженной камышом.
Бог, чуть потеснив ангела, присел на невысокой почерневшей скамеечке. Сидевшая рядом бабушка посветлела лицом, шевельнула земельными пальцами. Пожилой мужчина проехал на велосипеде: едва вращая педалями, наслаждаясь ленивым вращением колеса и легким прикосновением колена к ягодицам сидящей на раме...
В плотной заросли кустарника-ограды блеснули глазки и зубки на фоне черного от загара лица:
- А у нас машина есть!
- Дашь грушек?
- Ше немає... – И, увидев что я знаю об этом, тут же спряталось...
Несколько женщин внимательно и терпеливо ждут: чего я куплю в магазине. Уже знаю – что ни купи, все равно у них тайна, где есть лучше и дешевле. Прошу компот – чуть не прыскают со смеху. И коньяк. Больше я им не интересен. Теперь они обо мне знают больше, чем Господь Наш Вседержитель, ему и расскажут при случае...
- А ви до кого приїхали?
- Я – далі...
Осталось перейти дорогу.
На одном из перевалов несколько женщин, торгующих грибами. Банка 50 гривень, еще десять за воздух и упоение ароматом.
- Може – до хати?
До хати километров семь, свернув с трассы и петляя.
- Сідайте.
На одном из особенно крутых подъемов, заглушая неловкую натужность двигателя:
- То ви з Києва?
- Нє, то тулько мотор! У москалів з Мукачева забрали!...
Быстро оглядывет и, уже улыбаясь:
- Ага-ага! Брешіть людям!...
- Німці в селі є?
- Уткі? Тута їх і у войну нігде шуга!...
У попутчиков по второй паре ушей:
- Які "уткі"?
Переглянулись с пониманием.
Здороваемся с хозяином. Подхожу последним. Услышав первые приветствия, он было нахмурился, но из меня – вдруг – из такого уже дальнего детства – из Поляны, из Сойм, из тех дальних встречь – заклокотало гортанно и сдержанно...Як май Ви? Як Ваші діти?...
К вечеру станет дождь. Буду курить возле машины, перестав укрываться от всенаступившей сырости, гадая про себя: хочу или опасаюсь, если дорогу размоет?
Можна выехать и другим путем. Газда ждет под крышей. Сейчас, когда все уснули, можна ще трошки...
Можна.
Ти своїх до... веди...Там десь завтра... мають... бути... а кеть купляти...
Поради. Трошки про себе.
- Ще одну! І край, бо зранку ж їхать!
- Кет! Не біруешь?...
Не бірую.
Туга, п'яна і чорна, тисне, трошить...
"Котилася торба з горба,
А в тій торбі раки.
Хто ж мене, молодого,
Пригорне до серця?..."
Тепер точно хватить. Тихо регочемо, плескаєм одне одного по плечах, із хати шось оживає, не зчулись як і заснули...
Под камнем – море. На камне остатки одежд. В море рыба и плохо ныряющий мальчик. Белой ладонью касаюсь кончика пальцев. Веко чуть приоткрывается, но глаз щурится и уголками губ "извини..."
Асфальт готовится к выборам. Меряют майданы и предупреждают милицию. Проворный из местных встречает третью машину и бойко торгуется, заверяя.
Как все сработает?
Дадут сумму. Сумму разделят под расписку. Полученное под расписку частью вернут, частью присвоят, частью раздадут среди родственников. Будут голоса – никто и не спросит. А спросят?... Отвечать некому.
И снова: "Все куплено" будет правдой. И "де гроші?" – искренним. И обманутые ожидания – последними.
Море всхлипнет. И вынырнет плохо ныряющий мальчик...