- Все в мире относительно, – думалось мне. – Где-нибудь в Ласпи, этот уродец превратился бы в отеля-красавца, гордо бы возвышался над кипарисами, не диссонировал бы со скалами и не надругался бы над могилами предков. А здесь, в Балаклаве, он похож на чужеродную саркому, медленно, но неотвратимо убивающую то прекрасное, что было создано до нас, отравляющее кровь, и, самое страшное, дух Старой Балаклавы – потрясающе красивого аристократического курортного поселка, созданного трудом лучших архитекторов своего времени.
Уникальная, бедная Балаклава... По "политической необходимости" времен "холодной войны", она потеряла статус самостоятельного города. Начавшееся строительство сверхсекретного завода по ремонту субмарин, заставило власти позаботиться о том, чтобы само имя "Балаклава" исчезло с карт и памяти людей. Город аристократических дач превратился в сверхзакрытый район закрытого города Севастополя. Превратился в обитель изуродовавших его ландшафт рудокопов и подводников-моряков.
И сегодня, лишенная своей городской власти, городского архитектора и городского головы, Балаклава вынуждена только подчиняться приказам старшего брата-Севастополя, не годящегося ей по возрасту даже в правнуки. Властям особостатусного города-синьора не всегда есть дело и время до эстетики древнего пригорода, до канализования вассала, до удобства жителей и гостей этого города с многотысячелетней яркой историей и своеобразной южнобережной архитектурой, заложенной архитектором Его Императорского Величества Н.П. Красновым...
Ну, скажите на милость, зачем потребовалось демонстрировать уникальность Балаклавы в момент проведения международного байк-шоу? Я уже молчу о политической целесообразности приглашения в проблемный город российских байкеров, приехавших поддержать российский флот... Но даже с точки зрения банальной безопасности граждан, во всех городах и странах движение мотоциклов, как транспортных средств повышенной опасности, по центральным улицам запрещено, что и подтверждается соответствующими дорожными знаками. Балаклава же гостеприимно распахнула объятия хромированным красавцам и их седокам не только своих узких улочек, но и своей пешеходной!!! Набережной. Дюжин шесть железных коней насчитал я на Набережной в тот знойный вечер. Считать было трудно. Далеко не все кони стояли на месте. Оседланные лихими седоками, они весело распугивали басовитым рокотом гуляющую по Набережной детвору и степенную публику.
- Неужели надо обязательно ждать первого несчастного случая, – с тоской подумал я, – чтобы подчиненные Героя Франкфуртской битвы запретили въезд на Набережную любым транспортным средствам. Боюсь, тогда зарыдают и карапузы, которых ретивые стражи порядка заставят слезать с трехколесных коней...
Но выпивший перед вечерним моционом молока карапуз с трехколесным другом, да под присмотром мамы-папы совсем не так опасен на пешеходной крошечной Набережной, запруженной гуляющей и не всегда трезвой публикой, как давно не пьющий молоко заматеревший байкер на стальном коне, далеко за центнер весом и мощностью с хороший табун лошадей.
Я допускаю мысль, что любители ветра в лицо, оставившие своих железных друзей почивать перед многочи
